Книга: Путь в Психиатрию. Часть 6. Глава 8.  Экспертиза

Глава 8.

 Экспертиза

Суд назначил мне психолого-психиатрическую экспертизу. На экспертизе ко мне в палату перевели мужчину сорока пяти лет. Мы познакомились, он оказался очень хорошим человеком.

Отступление

Хороший семьянин, молодая жена (моложе его), сыну десять или двенадцать лет (на тот момент). До ареста работал заведующим частным стоматологическим отделением. В подчинении двадцать четыре сотрудника, в том числе жена, она тоже была стоматологом. Ребёнок учился в хорошей школе и занимался в секции карате, имел достижения.

Обвинили в убийстве, если я не ошибаюсь, трёх человек, двух точно. Зашёл в квартиру, расстрелял из пистолета троих крепких мужчин и ушёл. Как на него вышли оперативники, не знаю. Эдуард был в «несознанке», отрицая всякую причастность к этому преступлению. По просьбе следователя, в Крестах его закрыли в пресс-хате, где из него выбивали показания.

Он потом рассказывал мне, что в течение трёх суток его пытали, заставляя, чтобы он подписал признательные показания. Били его беспредельщики-спортсмены под чутким руководством сотрудника ФСИНа, который в это время сидел за столом и пил водку. Эдуард, это не его настоящее имя, заливал кровью явку с повинной, которую ему подсовывали на подпись. Он понимал, что подписать её означало подписать свой смертный приговор.

Пытки изрядно убавили Эдуарду здоровье. После избиений его, как мешок с картошкой, закинули на третий ярус. На вторые сутки тюремные опера пришли его проведать, наверное, хотели продолжить допрос, но ситуация начала выходить из-под контроля.

Эдуард неожиданно потерял сознание, и при осмотре было принято решение о его экстренной госпитализации в областную больницу имени доктора Ф. П. Гааза. О том, как его везли в больницу, он помнил частями, потому что в основном был без сознания и приходил в себя лишь на короткие мгновения.

В больнице ему сделали трепанацию черепа (поставили пластину). Из-за черепно-мозговой травмы у Эдуарда начались приступы эпилепсии и наступил паралич конечностей. Во время и после эпилепсии у Эдуарда временно отнималась рука, он не мог ею шевелить.

Адвокат Эдуарда побежал с жалобами по всем инстанциям. Во избежание последствий, СИЗО Крестов после лечения Эдуарда отказался принимать его обратно и отправил в тюрьму на улице Академика Лебедева. Среди бывших и нынешних арестантов её называют «Лебедевка».

Явку с повинной он так и не подписал. Но люди в погонах были заинтересованы в том, чтобы Эдуард сел, и нашли возможность его упечь — вскоре водолазы нашли орудие убийства на дне Невы. Сколько оно там пролежало — неизвестно. Были ли на пистолете отпечатки Эдуарда, мне тоже неизвестно, но ясно одно — если бы наше следствие было заинтересовано, то его отпечатки вполне бы могли найти на винтовке, из которой убили президента США Джона Кеннеди.

Специалисты утверждают, что, если на дне Невы будет лежать какой-то предмет, через короткое время на нём окажется большой слой песка, поскольку происходят постоянные тектонические изменения дна, к тому же у Невы сильное течение, любой небольшой предмет, лежащий на дне, через некоторое время окажется на расстоянии от места своего падения.

Учитывая это, можно сделать вывод, что милиция никак не могла найти в Неве оружие, которым было совершенно преступление. Но они не только нашли оружие, но и связали его с Эдуардом.

Мне интересно, как они нашли место, где искать пистолет? Всю Неву прочёсывали что ли?

Эдуард рассказал, что прошло достаточно много времени, когда этот пистолет нашли, и более полугода с того дня, как его посадили. Я ему верил. Я смотрел на Эдуарда, у него было полностью подорвано здоровье, и у меня возник вопрос. Предположим, пистолет был найден раньше, тогда зачем нужно было выбивать показания? А может быть, на пистолете не было отпечатков пальцев Эдуарда? Или не было никакого пистолета в реке?

А может быть, того и другого? Или пистолет вообще нашли у настоящего преступника? Но, зная методы правоохранительной системы, я понимаю, что если нужно посадить человека, а он не даёт признательных показаний, то их из него выбьют в пресс-хате. Это моё субъективное мнение.

Эдуард мне говорил, что адвокат не внушает ему доверия. Работает спустя рукава. Не защищает, а словно отбывает часы на работе. Либо он боится людей в погонах, либо с ними заодно. А может быть и то и другое. Если это так, то причины уже были не важны. Эдуард хотел нанять нового адвоката, но боялся, что тот не успеет ознакомиться с уголовным делом и подготовиться к судебному процессу. Я не знаю, удалось ли воспользоваться услугами нового адвоката, к тому времени я уже уехал на другую тюрьму. Но случайно узнал судьбу Эдуарда от одного общего знакомого, который сидел вместе с ним. Эдуарда приговорили к пожизненному лишению свободы…

Историю его жизни я узнал на «Лебедевке», когда мы там встретились вновь. Но наше знакомство началось с того, что я увидел его в своей палате с матрасом в руках…

— Здравствуйте, — поздоровался я.

— Здравствуй, — по-доброму ответил он. — Помоги, пожалуйста, возьми матрас, у меня рука не слушается, тяжело держать.

— Да, конечно, давайте.

Я взял матрас и постелил ему на первом ярусе.

— Спасибо, — поблагодарил он меня.

— Обращайтесь. А что с рукой?

— Парализована.

— Ну, если что надо, говорите, я помогу.

— Спасибо. Тебя как звать?

— Миша. А вас?

— Эдуард Петрович. Ты можешь называть меня Эдуард, — сказал он мне с улыбкой.

Улыбка была доброй, но взгляд очень тяжёлый. То ли он устал с дороги, то ли крепко потрепала жизнь. Тогда я ещё не знал о его проблемах, но решил, что человек просто устал. В принципе, это было вполне вероятно.

Минут через десять к нам добавился ещё один сосед. Эдуард его немного знал, познакомился с ним на этапе. В камере нас стало трое.

— О! И ты здесь! — обрадовался Эдуард новому соседу.

— Ну, как видишь, — тот тоже был рад.

После недолгих дежурных вопросов Эдуард нас представил друг другу.

— Вот, это Миша, знакомься. Помог мне с матрасом, думал уроню его, рука совсем плохо слушается. Мы уже успели познакомиться, хороший парень.

— Меня Володя зовут, — протягивая мне руку.

— Ну а меня — Миша. Вы уже знаете, — скромно сказал я, пожимая ему руку.

Они разложили свои вещи, и мы стали общаться. Я уже не помню, о чём мы говорили, мне кажется, что вообще обо всём. Со мной за полгода такое было в первые.

Через несколько дней Эдуарду пришла продуктовая передача. Он выложил все продукты на стол, и мы устроили пиршество. Продукты разложили на газетах. Кровать использовали как узбекский дастархан или поляну. Прямо как на пикнике. Мы много общались и шутили. Из еды было всё, что нужно, и даже больше. Разные виды колбасы и сыра. Свежие огурцы, помидоры, лук, копчёная курица. Я из своих запасов достал кетчуп, майонез и соусы. Было ещё что-то, но я уже не помню, что именно. Было весело и интересно.

— Миша, бери лучок, — заботливо говорил мне Эдуард, подкладывая поближе луковицу репчатого лука, — и вот такой бери, не стесняйся. В тюрьме нужны витамины, — подкладывал он мне ещё перья зелёного лука.

Я не робел, просто был сдержан. Просто иногда мою скромность воспринимают как стеснение. Но я далеко не такой человек.

Эдуард всё время нас угощал и подкладывал нам еду. Мне побольше и повкуснее. Его забота чувствовалась и потом, даже когда мы встретились уже на «Лебедевке». Я порой удивляюсь, когда анализирую свою жизнь.

Моя судьба постоянно норовит ударить меня побольнее. Но всегда находились люди, которые помогали мне или как-то пытались поддержать.

Я пытаюсь понять, почему так происходит? За что судьба порой так несправедливо и жестоко наказывает меня? И она же проявляет ко мне милосердие. Я могу строить разные предположения, но никогда наверняка об этом не узнаю. Если судьба выступает в роли некой судьи, то она бессовестна и договорится с ней, увы, нельзя…

* * *

— Миша, чего ты хочешь от экспертизы? — спросил меня Эдуард, когда мы сидели на кроватях и курили.

— Не знаю. Мама хочет, чтобы меня в больницу положили. Боится, что со мной что-нибудь случится в колонии. А адвокат говорит, что если положат в больницу, то при хорошем поведении я выйду раньше, чем из колонии.

Мама сказала, чтобы я косил.

Сам я, конечно, чувствовал, что у меня есть проблемы с поведением. В чём именно выражались эти проблемы, я ещё не понимал. Я не хотел подчиняться ни близким, ни старшим, ни кому-то ещё. Я слушался только тех, кого очень уважал. Конечно, мне хотелось попасть в больницу, там, по сравнению с колонией, были другие условия. Но я не был уверен, что сумею так грамотно симулировать психическое заболевание, что будет достаточно для постановки диагноза. Поэтому идея Эдуарда мне понравились.

— Я тебе помогу. Скоро тебя вызовет психолог и будет с тобой разговаривать. У тебя статья за изнасилование, поэтому все ответы на вопросы психолога старайся сводить к сексу.

— Это как?

— Ну, например, если она тебя будет спрашивать, как ты проводишь время, отвечай, что гуляешь с девушками и активно занимаешься с ними сексом. Если девушки нет, то ищешь себе новую девушку только для занятия сексом. Романтических отношений не заводишь. Не надо говорить именно так, но похожими фразами.

— А зачем так говорить?

— Чтобы она увидела, что ты сексуально расторможен. И ещё скажи, что ты видишь перед глазами переломанные кости своих близких и реку крови. Тогда тебя могут признать психически нездоровым. А с тестами я тебе помогу, ты, главное, их в палату возьми, там не решай. Понял?

— Да, хорошо.

Через день после нашего разговора меня вызвал психолог.

— Здравствуй, Михаил. Проходи, присаживайся.

— Здравствуйте, — поздоровался я и прошёл в кабинет. Сел на стул в ожидании, когда её внимание переключится на меня.

— Вы можете идти, — сказала она охраннику, бросив на него мимолётный взгляд.

Он ушёл, и она повернулась ко мне.

— Как ты себя чувствуешь, Миша?

— Нормально.

— Меня зовут Виктория Дмитриевна. Я психолог. Сейчас мы с тобой немножко поработаем. Ты решишь несколько тестов и ответишь на мои вопросы. Хорошо? Ты готов?

— Да, — совершенно спокойно ответил я.

— Прекрасно, — сказала она и улыбнулась.

Она была бесподобна. Купидон первой же стрелой поразил меня в самое сердце. Она была молода и красива. Её улыбка божественна. Ах, Виктория Дмитриевна…

Примерно такие мысли овладели мной в тот момент. Мы немножко поговорили, и она попросила меня нарисовать, как я провожу своё время, своё хобби. Я нарисовал комнату, в ней кровать, а на кровати обнажённую девушку. Рядом стоял журнальный столик с алкоголем и разложенными сигаретами.

— Миш, это что?

— Это я так провожу своё время.

— И часто ты так проводишь время?

— Ну да.

— Ладно. Я тебе дам тесты в палату, ты должен на них ответить. Они состоят из пятисот пятидесяти шести вопросов. Если какие-то вопросы будут не понятны, то пропусти их. Потом придёшь ко мне, и мы вместе разберёмся с ними. Только решай их сам, ни у кого совета не проси. Хорошо?

— Да, хорошо.

Она протянула мне психологические тесты и сказала:

— Тогда можешь идти.

— До свидания, — сказал я, вставая со стула и направляясь к выходу.

— Всего доброго, — ответила она.

На выходе из кабинета меня уже ждал охранник, который отвёл меня в камеру. Я зашёл в камеру и обратился к Эдуарду:

— Вот, дали тесты, посмотришь?

— Пока нет. Персонал может увидеть, что ты мне их дал, и решить, что я тебе помогаю отвечать. Ты, когда будешь отвечать на вопросы, читай их мне вслух. Я буду подсказывать. Ты всё сказал психологу, как я тебя учил?

— Нет, не всё. Не сказал, что вижу в воображении переломанные кости родственников и реку крови.

— Почему ты это не сказал?

— Забыл.

— Когда пойдёшь относить тесты, скажи.

— Она просила тесты передать через медицинский персонал. Я так понимаю, она меня больше не вызовет, хотя как знать.

— Ладно. С тобой ещё профессор будет разговаривать, с ним в беседе про это скажи.

— Хорошо.

Потом мы говорили о чём-то ещё, но это уже другая история…

15 лет. 2004 год

Апрель—июнь